... А сегодня мне нянечка сказала: "Красавчика ты нашего" и ещё – что я стал дисциплинированнее самых тихих (помешанных). Хорошо это или плохо? To be or not to be – вот в чем вопрос. Пишу латынью, потому что английского не знаю, да и не стремился никогда, ведь не на нём разговаривал Ленин, а только Вальтер Скотт и Дарвин, а он был за обезьян.
В 3 ч(аса) 30 мин(ут) ночи моложавый идиот тихонько сунул мне в бок локтем и сообщил, что трамваи уже не ходят, и последний, 47-й, прошёл 2 часа назад, видимо, развозя кондукторов, работников парка и случайных прохожих. "Последний троллейбус, по улицам мчи!" – и т(ак) д(алее). Эх, всё-таки замечательная эта штука – жизнь!..
Докто, я не хочу этого лекарства, от него бывает импотенция! Нет, бывает, нет, бывает, да бывает же, чёрт возьми! Ну ладно, в последний раз! Ну зачем опять! Прошу же – в руку!
Вчера мне снилась кто-то средняя между Бриджит Бардо и Ив Монтаном. Это, наверное, началась нимфомания. Говорят, что Бриджит не живет со своим мужем, потому что не хочет. Грандиозно, у них всё-таки: не хочет, и всё! И не живёт! А здесь – попробуй! Нет, и думать нечего! Выйду отсюда – заставят. Они всё могут заставить. Изверги! Немцы в концлагерях, убийцы в белых халатах, эскулапы, лепилы! Гиппократы, и всё! Ах, если бы не судьбы мира! Если бы не это! Если бы!..
Шестым чувством своим, всем существом, всем данным Богом Господом нашим разумом уверен я, что нормален. Но увы – убедить в этом невозможно, да и стоит ли?!
И сказал Господь: "Да восчешутся руки мои, да возложатся на рёбра твои, и сокрушу я их". Так и с недугом будет моим! – мне врач обещал, что к четвергу так и будет.
Все пророки – и Иоанн, и Исаак, и Соломон, и Моисей, и ещё кто-то – правы только в одном, что жил Господь, распнули его, воскрес, он и ныне здравствует, царство ему небесное. А всё другое, насчёт возлюбления ближнего, подставления щёк под удары оных, а так же "не забижай", "не смотри", "не слушай", "не дыши, когда не просят", и прочая чушь, – всё это добавили из устного народного творчества. Да, вот ещё: "Не убий". Это правильно. Не надо убивать. Убивать жалко, да и не за что!

... Да! Да! Благодарю! Я и буду голодать на здоровье. Читали историю КПСС (нет, старую)? Там многие голодали и, заметьте, с успехом. А один доголодался до самых высоких постов и говорил с грузинским акцентом. Он уже, правда, умер, и тут только выяснилось, что голодовки были напрасны. Но ведь это через 40 почти лет. Ничего, лучше жить 40 лет на коне, чем без щита. Я лучше поживу, а потом, уже после смерти, пускай говорят: вон он-де голодал и поэтому умер. Пусть говорят, хоть и в сумасшедшем доме. Мне хватит этих 40.

... Каждый человек может делать то, что хочет и не хочет его начальник. Есть такой закон. А если начальника нет, то и закона нет, и человека, следовательно, тоже, – ничего нет. Ничего нет. Есть дома, окна, машины, а больше ничего. Нуль. Один всемирный нуль, как бублик, который никто не съест, потому что он не бублик вовсе, а нуль. Нуль.
Хватит, так нельзя. Врач запретил мыслить такими громадными категориями. Можно сойти с ума и... тогда прощай: гололёд, метро и пивные, тогда всё время – это одно: психи, врачи, телевизор и много завтраков, обедов и ужинов, то есть Вселенная. Сгинь! Сгинь! Сгинь, нечистая сила! Нечистая сила – это грязный Жаботинский. Есть такое сравнение. Сгинь, грязный Жаботинский.

... Доктор! Я не могу спать, а ведь вы приказали, вы и лекарства-то мне колете эти самые, чтобы я спал, а от них импотенция. Да, да, не убеждайте меня, мне сказал алкоголик, а он-то знает; и сам, в конце-концов, читал в медицинском справочнике.
Доктор, отпустите меня с Богом! Что я вам сделал такого хорошего, что вам жаль со мной расставаться? Я и петь-то не умею, без слуха я, и исколот я весь иглами и сомнениями!
Отойдите, молю как о последней милости. Нельзя мне остаться импотентом, меня из дома тёща выгонит, и жена забьёт до смерти. А? Ну ладно! Последний раз, самый последний. Опять вы не в руку! Это, в конце концов, свинство. А сестры – они милосердия, а не свинства!
О! Боги! Боги! Зачем вы живете на Олимпе, чёрт вас подери в прямом смысле этого слова.

... Почему вы никогда не отвечаете мне? Что я, не человек, что ли! Молчите? Ну, молчите, молчите! Многие молчали, но ради подвига, так сказать, за идею! Слышали? – Камо, например, или масса партизан, а вы из хамства прирождённого, и не из чистого, а из грязного хамства. Хам на хаме в вас! Загордились? Ничего, и вас повесит кто-нибудь на могильной плите в виде фотографии.

... Сегодня произошел возмутительный случай, который потряс меня с фундамента до основания, подобно Ашхабадскому землетрясению в 49 году и Ташкентскому в 66-67 годах.
Один выздоравливающий больной написал главному врачу заявление. Вот его текст. Привожу дословно и построчно:

"Я, нижеподписавшийся, Соловейчик Самуил Яковлевич, армянин по национальности, а если хотите – и не армянин, возраста – 43-х лет, 12 из которых я отдал Вам, уважаемый друг, – торжественно и в присутствии понятых заявляю, что:
1) Давление мое колеблется всегда в одних и тех же пределах – 1230... 1240 км2/сек;
2) пульс мой – 3-3,5 порсек в час;
3) РОЭ – 12 мегагерц в раунд;
4) моча – всегда фиолетовая;
5) претензий нет.
В связи со всем вышенаписанным, считаю себя наконец здоровым и абсолютно, Вы слышите, абсолютно нормальным. Прошу отпустить меня на поруки моих домочадцев, выписанных вами вчера из этой же больницы (Вы ведь ни разу не дали нам увидеться), и горячо любимых мною, надеюсь – взаимно.
Хватит, наиздевались, проклятые!
С любовью и уважением к вам
И. Солов".

Если бы вы знали, что началось, когда это заявление стало достоянием "общественности". Алкоголики бросили домино, эту отвратительную игру. Один даже съел шестёрочный дупель, так что пришлось делать потом из картона. (Хоть бы он их все съел – и дупли и нет, – тогда не было бы этого стука), и, бросив всё, они начали хохотать над унитазами (в коридорах и палатах нам шуметь не дают), и те унитазы, в свою очередь, гулко усиливали этот дикий отвратительный смех. "Чума" не понимала, в чём дело, но тоже вскоре начала взвизгивать и бить себя по ляжкам, оставив обед, ложками. Началось нечто. Ну, конечно же, понятно: Не "км2", а просто "километров", и что "парсек" пишется через "а", но нельзя же из-за двух-трёх неточностей в орфографии так насмехаться над человеком. Это же человек, а не какой-нибудь деятель профсоюза в США, который обуржуазился до неузнаваемости. Все мы знаем его как тихого, ненавязчивого больного. Он никогда ни о чём не просил, его не было слышно, он был немой и даже сам себе ставил клизму. И такого человека накануне выздоровления так обхамить! Я сам помогал ему писать записку. Я даже сам её писал, потому что Соловейчик давно лежит парализованный, и я горжусь этой своей скромной помощью умирающему уже человеку. Конечно же, он умрёт – Солов, после всего этого. Быдло, кодло, падло – вот они кто. Утопающий схватился за соломинку, а ему подсунули отполированный баобаб. А главврач? Что главврач? Он пожал плечами, порвал крик моей, то есть его, Соловейчика, души и ушел в первое отделение для буйных, будто там ему ничего не преподнесут. Я был там, там ему будет рецепт.
Зачем, зачем я жил до сих пор?
Чтобы убедиться в чёрствости и духовной ядовитости обслуживающего персонала моей родной психиатрической лечебницы. Завтра я повешусь, если оно будет, это завтра. Да! И всё! И всё тогда! Тогда уже, конечно, всё.